Из книги Стелиоса Галатопулоса "Callas. Prima Donna Assoluta "
Знаменитые роли Марии Каллас.
Леди Макбет.
Роль леди Макбет во всём творческом наследии Верди — одна из главных, где певица обязана обладать выдающимся актёрским талантом. Как известно, согласно конкретным указаниям Верди относительно исполнения оперы, леди Макбет должна быть женщиной злой и страшной, с голосом резкого, сдавленного и мрачного звучания, настоящей фурией.
В начинающей роль леди Макбет сцене чтения письма - Nel di della vittoria io le incontrai ("B день победы я их встретил") Каллас, как представляется, довольно неожиданно отвергает стереотип фурии. Но тут же обретает нужный масштаб и форму в речитативе Ambizioso spirto, tu sei, Macbetto ("Ты - гордая душа, Макбет"), звучащем решительно, твёрдо, с поистине королевской уверенностью в себе. В исполняемой с дикой и хищной страстью арии Vieni! t'affretta! ("Приди, тебя я жду") и кабалетте Or tutti sorgete ministri infernali ("Властители ада, я всех вас сзываю") интерпретация Каллас обретает уже те демонические черты, которых так настойчиво добивался Верди. Об этом свидетельствует хотя бы ужас, внушаемый её убеждённостью в успехе своего плана, выраженной в кабалетте чисто музыкальными средствами, а далее тем, как леди излагает замысел убийства Дункана. Внешне спокойная, но полная внутреннего напряжения, она почти не обращается непосредственно к мужу, но её глаза сообщают ему всё необходимое. Словам Risponde il gufo al suo lugubre addio ("Уж филин зловеще полночь возвестил") Каллас придаёт максимум выразительности.
В дуэте Fatal mia donna (“ Ты роком мне дана"), который исполняется после убийства короля, Каллас доводит атмосферу напряжения и ужаса до предела, используя как актёрские, так и вокальные выразительные средства: ослеплённая призраком власти, она извергает из себя фразы рокового, сатанинского внушения. Le sue guardie insanguinate... Che l’accusa in lor ricada (“Запачкай кровью стражников одежды... Нанизай петли подозрения на них “) - эти слова заставляют содрогнуться даже Макбета. В
целом, этот ключевой для оперы дуэт вызывает восхищение, ибо Каллас покоряет в нём редкостной спонтанностью, органичностью исполнения.
Во II акте леди поёт замечательную арию La luce langue ("Уж меркнет свет"). Этому поразительному монологу Каллас придаёт сумрачный и исповедальный колорит звучания, тщательно варьируя экспрессию каждой его фразы. Вскоре в ней вновь берёт верх слепая убеждённость в своей силе, а в её вокальной декламации опять можно ощутить слепящую ненависть к соперникам Макбета. Фраза Nuovo delitto!... E necessario ("Новое преступленье!...Его не избежать!") полна решимости и внутреннего огня, раскрывающих её безудержную жажду повелевать, сознание преступности своих деяний и укоры совести.
Первый куплет тоста леди Макбет Si colmi il calice di vino ("Пусть кубки пенятся вином!") в сцене коронационного приёма Каллас поёт увлечённо и празднично. Беззаботный характер песни подчеркнут ею, однако, с некоторой иронией, рождающей предчувствие чего-то жуткого, что должно свершиться. Труднейшие фигурации стаккато и трели этого куплета Каллас исполняет с необычайной лёгкостью и свободой. Когда потрясённый Макбет сообщает супруге, что только что ему привиделся дух Банко, она тотчас берёт ситуацию в свои руки. Делая вид, что ничего не случилось, она нервно бросает фразу Chi mori tornar nоn può ("Тот, кто мёртв, вернуться уж не может"), которая должна успокоить охваченного страхом Макбета. Минуту спустя она с нервной весёлостью и теперь уже без былого изящества повторяет слова застольной песни.
Драматической кульминацией роли леди является сцена её сомнамбулического сна. И Каллас раскрывает в ней всю полноту своего дарования, всё мастерство интерпретации, совмещающей вокальные и актёрские средства экспрессии. Каждое её движение, каждая нота здесь — штрихи великой роли. Образ леди зачаровывает и лёгкостью призрачной поступи, и мощью драматического исполнения, поднимающегося до вершин музыкальной поэзии Верди и шекспировской трагедии. Во время оркестровой интродукции, которая создаёт настроение ужаса и жуткого наваждения, господствующее в этой картине, погружённая в сомнамбулический транс леди выходит на сцену, держа в руке свечу. Она останавливается, ставит подсвечник на стол и потирает руки, словно продолжая мыть их. А руки Каллас способны выразить всё! И тут раздаётся звучащая на глуховатом пианиссимо фраза Una macchia e qui tuttora ("Да сгинь же, страшное пятно"), исполняемая мрачно, будто сквозь стиснутые зубы, что, действительно, создаёт впечатление, точно она говорит во сне. Её голос наполняется душевной мукой, связанной с чувством вины и ожиданием мига расплаты. В том, как она отсчитывает часы — Una... due... gli e questa ora (" Раз.. . два... пора за дело браться") есть нечто завораживающе-призрачное. В знаменитой шекспировской фразе Chi poteva in quel vegliardo tanto sangue immaginar ? (“Kтo мог вообразить, что в старике так много будет крови?") она неповторимо акцентирует слово immaginar ("вообразить"), окрашивая его интонацией боли и отчаяния. Слова Arabia intera rimondar si piccol mano со’ suoi balsami nоn può ("Всей Аравии бальзамы не заглушат запах крови, что осталась на этой маленькой руке") звучат как мучительный стон. Она завершает сцену слабеющим, угасающим голосом, который, воспарив до верхнего "ре-бемоль", затем сходит на октаву вниз в конце фразы. Восходящее и нисходящее арпеджио на словах Andiam, Macbetto, andiam ("Идём, Макбет, идём"), звучащее в тот момент, когда она медленно уходит со сцены, всё ещё охваченная сомнамбулическим сном, великолепно слышно в любом уголке зала.
Такой остаётся в памяти леди Макбет Марии Каллас — образ, отмеченный волнующим, неповторимым совершенством её исполнительского дара.
Перевод М.П. Малькова.
«Из коллекции редких записей» МАРИЯ КАЛЛАС (1,2)
Из книги Стелиоса Галатопулоса "Callas. Prima Donna Аssoluta". Знаменитые роли Марии Каллас. Аида.