Е Ж И Ч А П Л И Ц К И Й
ВОСПОМИНАНИЯ О Ф.И. ШАЛЯПИНЕ
Фёдора Ивановича Шаляпина я слышал за два года до его кончины, в 1936 году, когда он выступал в варшавском Большом театре в «Борисе Годунове» М. Мусоргского – в лучшей из своих ролей, снискавшей ему мировую славу. Это были, кажется, последние спектакли певца в Варшаве, и – если не ошибаюсь, он участвовал в двух представлениях. Голос знаменитого баса звучал уже, разумеется, не так, как в пору расцвета его вокальной карьеры, но для нас – слушателей это, впрочем, не имело ни малейшего значения, ибо подобного рода феноменальный талант появляется раз в столетия и становится вехой в истории оперной сцены.
Созданный им образ Бориса Годунова навсегда должен остаться исполнительским эталоном для людей театра, идёт ли речь об актёрской или музыкальной интерпретации этой сложнейшей роли. Как известно, её певец готовил очень долго и тщательно (практически она вынашивалась артистом на протяжении всей его сценической деятельности). Шаляпин поражал здесь скрупулёзностью и точностью отделки каждой фразы, любого жеста, всякой мизансцены. Я слышал (это подтвердил также тогдашний режиссёр Варшавской оперы Адольф Поплавский), что репетиции , предварявшие шаляпинское выступление в Большом театре, продолжались свыше месяца. На последней из них, когда всем казалось, что артист добился полного совершенства, Фёдор Иванович внезапно обратился к труппе со словами: «Ну, ребята, а теперь всё повторим с самого начала!», поскольку какие-то штрихи задуманного им образа ещё не вполне удовлетворяли его. Но действительно – воплощённая им роль, должно быть, сохранилась в памяти каждого очевидца этого выступления как нечто абсолютно потрясающее и неповторимое.
Во время первого из названных двух спектаклей я сидел в ложе просцениума и с момента появления Шаляпина на сцене оказался настолько захвачен пением и игрой великого артиста, что позабыл буквально обо всём на свете. В оперу я приехал в обществе молодой дамы, которая была замечательно хороша собой, но с момента, как к рампе вышел Шаляпин-Годунов, видел лишь его одного. Когда наступил антракт и я несколько пришёл в себя, то с изумлением заметил, что спутница моя исчезла, на что прежде не обратил никакого внимания.
Шаляпин владел исключительным мастерством преображать свою внешность на сцене. Это было особое искусство – и не просто грима, а скорее театральной живописи и пластики. А. Поплавский посоветовал мне проследить за тем, как гримируется Фёдор Иванович, сказав: «Это тоже стоит посмотреть!». Шаляпину отвели артистическую комнату директора Варшавской оперы Янины Вайды-Королевич. Спрятавшись с Поплавским за портьерой, мы наблюдали, с каким талантом певец на наших глазах перевоплощался в средневекового русского монарха. Фёдор Иванович не пользовался кисточкой, растушёвкой и прочими специальными принадлежностями – он брал немного краски на палец и уверенными, точными движениями наносил мазки, делавшие неузнаваемым его милое славянское лицо.
Перед басом стояли на гримировальном столике три английских (так их называли тогда) стаканчика, из которых он то и дело отхлёбывал. «Не повредит ли ему столько воды перед выступлением?» - спросил я Поплавского, так как сам избегал есть и пить перед спектаклем. «Да ведь это вовсе не вода!» - рассмеялся режиссёр. Если стаканчики в самом деле содержали нечто более крепкое, то могу констатировать, что Шаляпин превосходно переносил алкоголь, поскольку догадаться о чём-либо подобном по его поведению на спектакле было невозможно.
После представления мы с коллегами встретились с певцом в ресторане «Оазис». Помню, кто-то спросил, что думает Фёдор Иванович о басе Льве Сибирякове – обладателе огромного, но, как говорили, «дурного» голоса и не слишком умном человеке. «Бог не в силе, а в правде!» - ответил Шаляпин, что должно было означать – важна не мощь голоса, а культура владения им, художественная ценность интерпретации. Фёдор Иванович был очень спокоен, уравновешен, элегантен, но когда что-то в разговоре его задело, употребил несколько выражений, воспроизвести которые здесь я не решаюсь. Во время этой встречи он подарил мне свою фотографию, которую я по сей день считаю одной из ценнейших для себя реликвий. Я задал Шаляпину вопрос, как он оценивает певцов Варшавской оперы, выступавших с ним в «Борисе». Артист сказал тогда об Эдварде Вейсисе, исполнявшем партию Шуйского: «Если бы все пели , как Вейсис, ваш театр был бы превосходен!». Похвалил он и молодого баса Э.Бендера-Пимена.
Позднее, когда я пел в Италии, у нас в кругу друзей завязался разговор о Шаляпине. Итальянские коллеги вспоминали о его выступлениях здесь в «Мефистофеле» Арриго Бойто. Композитор, узнав о предполагаемых спектаклях с участием русского артиста, охотно доверил ему исполнение своего любимого детища. Затем случилась громкая история, связанная с шаляпинской трактовкой образа дьявола, так как певец заявил, что отказывается выступать в традиционном костюме и появится на сцене обнажённым, драпируясь лишь с помощью мефистофельского плаща. Тут он гримировал не только лицо, но и торс, руки и ноги, «вырисовывая» мускулы на голой коже. Тосканини, как говорят, весьма противился этой концепции, но победа осталась за Шаляпиным, а его триумф в «Мефистофеле» был так грандиозен, что с того времени все артисты, исполнявшие заглавную роль, следовали шаляпинской традиции в том, что касалось грима и костюма (а, вернее, его отсутствия). Важнее же всего, что «Мефистофель», который прежде не пользовался особой популярностью, после выступлений в нём Ф.И. Шаляпина стал одним из репертуарных произведений итальянской классики на оперных сценах мира.
---------------------------------------------
Сведения о лицах, упомянутых в мемуарном очерке:
Чаплицкий Ежи (1902-1992) – оперный певец (баритон), вокальный педагог. Окончил Варшавскую консерваторию (класс проф. Эразма Длуского) в 1924 г., затем совершенствовался в Италии. Выступал на оперных сценах Италии («Даль Верме» в Милане, театр «Дузе» в Бергамо и др.), Франции (Лион), Голландии (Гаага, Роттердам, Амстердам). С 1931 г. пел в Варшавской опере. В 1937 г. выехал в США, был долговременным ведущим солистом Чикагской оперы (Риголетто, Скарпиа, Амонасро и др. роли). Обручился со знаменитой примадонной «Метрополитен-опера» и киноактрисой Грейс Мур, после трагической гибели которой в авиакатастрофе (1947) покинул сцену. В 1965 г. вернулся на родину и работал вокальным консультантом в варшавском Большом театре. Снимался в кино, сделал много грамзаписей классического и популярного (танго) репертуара.
Вейсис Эдвард (1900-1984) - оперный певец (тенор). Выпускник Варшавской консерватории. До своего дебюта в качестве солиста был в Большом театре хористом и суфлёром, в 1920-1939 гг. – первым тенором труппы. Гастролировал в Чехословакии, Германии и Литве. После войны работал дирижёром, хормейстером и суфлёром.
Бендер Эдвард (1905-1944) - оперный и камерный певец (бас). Был солистом Варшавской оперы. В 1932 г. получил первую премию на международном конкурсе певцов в Вене. Погиб во время Варшавского восстания (по свидетельству очевидцев, немцы привязали его к танку, атаковавшему позиции повстанцев в Аллеях Иерусалимских).
Перевод с польского и примечания М.Малькова. «Воспоминания о Ф.И.Шаляпине» Е.Чаплицкого были написаны к 100-летию со дня рождения великого артиста, но в русском переводе публикуются здесь впервые.
|