День минувший... «Грезится наш театр»
Новое о Федоре Ивановиче Шаляпине
«Успех имею и моральный и материальный, да все же грезится наш театр», — так писал 24 декабря 1924 года Ф. И. Шаляпин из-за границы своему другу и секретарю И. Г. Дворищину, режиссеру Мариинского театра. Эти слова как нельзя лучше отражают отношение великого русского артиста к прославленному театру, хотя отношение это было не всегда простым и однозначным.
Став в двадцать два года солистом лучшей оперной труппы России, Шаляпин достиг предела мечтаний любого артиста той поры, но прослужил в то время в Мариинском театре немногим более года... Жажда творческих дерзаний, поиски новых путей сценической выразительности и нового репертуара заставляют его пренебречь обеспеченностью артиста императорских театров и уйти в русскую частную оперу С. И. Мамонтова в Москве. По молодости лет, в пылу борьбы с театральной рутиной Шаляпин неспособен был оценить тогда, что дал ему, молодому провинциальному артисту, год работы на образцовой столичной сцене…(Не сделал он этого в должной мере и в 1916 году, когда с помощью А. М. Горького писал свою первую книгу «Страницы из моей жизни».) Осознание этого пришло с годами.
В конце 1899 года Шаляпин снова возвращается в Мариинский театр уже сложившимся, прославленным артистом, приехав на гастрольные спектакли в качестве солиста московского Большого театра. С 1902 года он чаще выступает на Мариинской сцене, участвуя во всех этапных постановках и возобновлениях. С годами тяготение к Мариинскому театру у Шаляпина усилилось, чему в немалой степени способствовали его первые опыты в области оперной режиссуры («Хованщина», 1911) и перемены в личной жизни артиста.
Октябрьская революция окончательно определила место Шаляпина в Мариинском театре (вскоре после Февральской буржуазной революции из-за выпадов со стороны некоторой части труппы и хора он снова вынужден был уйти из театра): в 1918 году делегация от рабочих, технического персонала и оперной труппы попросила его вернуться в театр, чтобы своим авторитетом выдающегося исполнителя вместе со всеми способствовать возрождению театра, пришедшего в упадок. Шаляпин живо откликнулся на призыв своих сослуживцев. Это были годы наивысшей творческой активности великого певца; в 1918 году только в одном Мариинском театре Шаляпин выступил в 46 спектаклях, в 1919-м — в 52-х и в 1920-м — в 62-х (тогда как до революции норма выступлений Шаляпина в театре редко когда превышала 20 спектаклей в год). И все спектакли предназначались для демократического зрителя, для рабочих, для учащейся молодежи...
Помимо профессиональной творческой деятельности Шаляпин в это время активно участвует во всех общественных начинаниях театра. Он - член Большого художественного совета Отдела театров и зрелищ Союза коммун Северной области, член репертуарной комиссии, в состав которой вошли А. В. Луначарский, А. М. Горький, Ю. М Юрьев, Н. Ф. Монахов, член жюри конкурса изобразительных искусств на тему «Великая русская революция».
4 марта 1919 года Шаляпин единогласно избирается солистами, хором и оркестром Государственной оперы кандидатом в члены директории б. Мариинского театра, а немногим ранее полугода именно в стенах Мариинского театра перед одним из спектаклей нарком просвещения А. В. Луначарский объявил о присвоении Шаляпину звания народного артиста республики... Вот что стояло за скупыми строчками из приведенного выше письма Шаляпина: «... да все же грезится наш театр»...
Творческое наследие Шаляпина находится сейчас, как это ни покажется парадоксальным, только в начальной стадии его изучении, несмотря на то, что в этой области истории музыкального театра уже сделано немало: почти все самое ценное из литературного и эпистолярного наследия артиста собрано и опубликовано в двухтомном и трехтомном сборниках «Федор Иванович Шаляпин» (под редакцией Е. А. Грошевой).Однако почти нетронутой осталась громадная целина периодической печати. И здесь исследователя ожидает еще немало находок и открытий. Недостаточно изучены детство и юность певца (здесь решающее слово должны сказать краеведы). Ряд белых пятен есть и в зарубежном периоде его жизни и творчества. Многие шаляпинские высказывания о творчестве разбросаны по многочисленным газетным и журнальным интервью, в пересказе, с различной степенью достоверности, потому что редко какой интервьюер владел искусством стенографии. Но тем не менее даже этот материал может многое дать для изучения творчества Шаляпина.
Работая над «Хронографом жизни и творчества Шаляпина» для шаляпинского трехтомника, а затем уже над самостоятельной «Летописью жизни и творчества...» ( в соавторстве с В. И. Гармашом), готовящейся к публикации в ленинградском отделении издательства «Музыка», автор этих строк просмотрел большое количество годовых комплектов дореволюционных и зарубежных газет и обнаружил ряд интервью Шаляпина. Одно из этих интервью было опубликовано «Петербургской газетой» от 4 марта 1898 года (№ 61). Оно, вероятно, является самым первым интервью Шаляпина, 20 февраля 1898 года Шаляпин с труппой Московской русской частной оперы С. И. Мамонтова приезжает на гастроли в Петербург, впервые после ухода из Мариинского театра. 23 февраля он с громадным успехом выступает в опере «Псковитянка» Римского-Корсакова в партии царя Ивана Грозного. 25 февраля восторженной статьей «Радость безмерная» поведал об этом событии В. В. Стасов на страницах «Новостей и Биржевой газеты». А в начале марта сотрудник «Петербургской газеты», скрывший свое имя за псевдонимом «Паспарту» (есть предположение, что это псевдоним С. П. Дягилева, бывшего в то время редактором «Ежегодника императорских театров»), взял у Шаляпина интервью, которое перепечатывается ниже. Мы сохранили непривычные для современного слуха речевые обороты Шаляпина, характерные для него в тот период.
В 1908 году 19 мая нового стиля перед началом гастролей Русской оперы в Париже (антреприза С. Дягилева) редакция французской газеты «Маtin» опубликовала статью Шаляпина «Цветы моей родины». Это — первая шаляпинская подписная статья. Она неоднократно перепечатывалась и поэтому широко известна. Автору настоящей публикации посчастливилось найти еще одну подписную статью Шаляпина. Она также впервые была опубликована в Париже в июле 1912 года в журнале «Мusiса» (№ 118) под заголовком «Знаменитые исполнители о лучших ролях своего репертуара». Ей предшествовало обращение к читателям редакции журнала. На русском языке статья публикуется впервые в переводе М. Малькова.
Это время расцвета дарования Шаляпина, его широкого международного признания. Совершена первая поездка в Америку — Северную и Южную; воплощено одно из последних сценических созданий — образ бессмертного Дон Кихота (1910); с громадным успехом поставлена «Хованщина» Мусоргского на сцене Мариинского театра (1911); в театре Ла Скала в Милане с триумфом прошли гастроли Шаляпина в партии Ивана Грозного в «Псковитянке» (1912). А впереди — триумфы дягилевских Русских сезонов в Париже и Лондоне. В предлагаемой вниманию читателей статье Шаляпин предпринимает попытку осмыслить свой творческий опыт во взаимосвязи с выдающимися достижениями других мастеров музыкального оперного театра.
Работая над темой «Шаляпин в Чехословакии», Ю. Котляров и М. Мальков обнаружили еще несколько интервью и статей великого певца, остающихся неизвестными советскому читателю и относящихся к последнему периоду его творчества. Они представляются наиболее интересными, так как содержат ряд глубоких наблюдений и раздумий уже зрелого мастера, находящегося на заключительном этапе артистической карьеры. Некоторые из этих мыслей будут впоследствии развиты Шаляпиным в его книге «Маска и душа» (1932). Находясь за рубежом, Шаляпин с жадным вниманием следил за развитием театрального искусства в Советской России. Ярким свидетельством этого являются его слова из интервью, данного 18 декабря 1928 года сотруднику газеты «Ческословенска република». «Война и революция были встряской и для театрального искусства и выбили его из привычной колеи. Факт тот, что в России поиски новых путей и творческая активность проявляются сильнее, чем где бы то ни было, хотя и трудно сказать, каковы реальные плоды этого творчества. По моему мнению, задача театрального искусства— обмануть зрителя правдой. Нужно обмануть зрителя, чтобы он поверил в истинность происходящего на сцене. Это как известные всем фокусы — с картами, со спичками и т. д. В театре это благородная, но очень трудная задача — обмануть зрителя. »
В другом интервью, данном немногим более чем за год до смерти корреспонденту пражской газеты «Народни политика», от 26 января 1937 года, Шаляпин снова вспоминает Мариинский театр своей юности: «Но ближе всех моему сердцу Эдуард Направник. 22 лет от роду я поступил в императорскую оперу в Петербурге, где дирижером служил чех Направник, объяснивший мне, что такое ритм в музыке, о чем я с благодарностью вспоминаю и поныне. Я был тогда молод и больше увлекался светской жизнью и ресторанами, чем изучением оперных партий, и Направник часто выговаривал мне: «Это черт знает что такое! Такой одаренный молодой человек и такой вертопрах... Я предупреждаю — если вы так будете и дальше знать свою партию, как сегодня, мы выкинем вас из театра...» Однажды после такого внушения я заперся в своей уборной, не открыл ему дверь, а сам потихоньку убрался домой, но на следующий день, когда я вновь что-то напутал на репетиции, Направник припомнил мне вчерашнее и сердито произнес: «Учится и прилежен — значит, артист, а нет — так вон из театра!»
Из этих чешских материалов целиком вниманию читателя предлагается статья Шаляпина «Моя жизнь скитальца» (перевод М. Малькова), написанная специально для газеты «Народни листы» (Прага).
Ни об одном из артистов не написано столько, сколько о Шаляпине. И все же нам известно о нем далеко еще не все. Его жизнь и творчество представляются огромным айсбергом, ослепительно ярким и величественным, значительная часть которого скрыта от глаз. И понадобится труд не одного поколения исследователей, чтобы определить истинную величину и значение этого неповторимого гения.
Ю. Котляров
|
