«Из коллекции редких записей»

ДИНО БОРДЖОЛИ

(3-я передача)

           Тем слушателям, кому пришлось по душе, кого впечатлило испол­нительское искусство видного итальянского тенора прошлого Дино Борджоли, выступавшего на оперных сценах мира в 1920-30-е годы, могу предложить сегодня знакомство с ещё одной сферой его творческой дея­тельности – камерным репертуаром певца. Его разнообразие и размах также выделяют Борджоли «лица не общим выраженьем», как сказал поэт, из числа многих соотечественников – коллег по театру. Конечно, великие современники тенора из Флоренции – Беньямино Джильи и Тито Скипа – тоже любили концерты, встречи наедине с публикой, располага­ли обширными камерными программами для этих выступлений, но для по­давляющего большинства итальянских певцов той поры за пределами опе­рного творчества существовала прежде всего неаполитанская песня – жанр, к которому Борджоли как раз практически не обращался. Лондон­ский ученик тенора, правда, не ставший профессиональным певцом, но много и успешно работавший в качестве музыкального критика, продюсе­ра и редактора масштабных граммофонных изданий (именно ему британ­ская фирма «Рубини» поручила составление и выпуск в свет двух долгоиграющих дисков, посвящённых исполнительскому творчеству Дино Борджоли, фрагменты которых мы слушаем), Кийт Хардвик объяснял это, думается, достаточно убедительно: «Маэстро не питал, как мне кажется, особых симпатий к наиболее популярному репертуару: кипучая и открытая эмоциональность неаполитанских песен, например, не соответство­вала ни его темпераменту, ни особенностям ценимого им вокального сти­ля. Зато, подобно Скипе и Джильи, он умел придавать особенную пре­лесть старинным итальянским ариям. В его «белькантовом» воплощении они приобретали редкую выразительность и какую-то первозданную све­жесть. Это наблюдение Хардвика мы можем проверить, обратившись к за­писи одной из «античных» арий, как их называют итальянцы, – «Caro mio ben» («О, дорогой мой»), хотя её автор – Томмазо Джордани жил всего лишь в XVIII столетии.

(Т. Джордани. «О, дорогой мой» – 3”)

          Конечно, Дино Борджоли вовсе не чурался и в своей концертной практике произведений, повсеместно любимых и желанных для слушате­лей, он лишь отбирал из их числа те вещи, которые позволяли ему блеснуть лучшими качествами своей исполнительской манеры – изяществом, благородством, тонкой нюансировкой. Среди них – грациозная ме­лодия «Принцесситы» испанского композитора Падиллы. Внимательные слушатели нашей программы могут припомнить себе её звучание у Миге­ля Флеты, Тито Скипы, Хосе Мохики... А вот, как пел её Дино Борджо­ли…

(Падилла. «Принцессита» – 3”)

          После 1925 г. – своего дебюта в «Ковент-Гардене» – тенор ре­гулярно приезжал на гастроли в английскую столицу, где чуткая, музы­кально образованная аудитория всегда выделяла его своими симпатия­ми даже из первоклассного состава звёзд. В 1939 г., женившись на певице из Австралии Патриции Морт, Борджоли окончательно обосновал­ся в Лондоне. Расставшись тогда же с оперной сценой, он сконцентри­ровался на работе концертного певца и деятельности вокального педа­гога. Он выступает как ораториальный солист, в том числе в столь по­читаемом британцами сочинении, как «Мессия» Георга Фридриха Ген­деля, пропагандирует здесь песни и романсы современных ему итальянских авторов – Садеро, Давико, а в особенности – Франческо Сантоликвидо, Отторино Респиги и Ильдебрандо Пиццетти. Ему довелось стать и первым интерпретатором ряда новинок тогдашнего национального ка­мерного репертуара, скажем, песни Этторе Пинелли «Il fior di campo» («Полевой цветок»).

(Э. Пинелли. «Полевой цветок» – 3,5”)

           Говоря о том, что Дино Борджоли был «необычайно тонким и ин­теллигентным певцом», Хардвик ссылается прежде всего на пластинки тенора, которые, по его словам, «дают отчётливое представление о его понимании любой музыки, к какой он обращается», и добавляет: «В этом нет ничего удивительного, поскольку маэстро был человеком редкой образованности и культуры. Свой камерный репертуар он исполнял на итальянском, испанском, французском и английском языках, был талантливым и пользовавшимся успехом художником, картины которого выставлялись в британской Королевской Академии, который, наконец, и сам успешно сочинял музыку…». «Песня моряка» («Marinaresca»), которая прозвучит сейчас, – любопытный документ, поскольку Дино Борджоли здесь не только исполнитель, но и автор музыки.

(Д. Борджоли. «Песня моряка» – 3”)

          Доказательством того, как сердечно и благодарно отнёсся тенор из Италии к своей второй родине – Англии, стало его заинтересован­ное и творчески пытливое отношение к музыке композиторов Великобри­тании – Фрэнка Бриджа, Герберта Хауэлса и других, которую он охот­но включал в свой концертный и граммофонный репертуар. Кийт Хардвик замечает по этому поводу: «Романсы наших авторов, скажем, Гренвиля Бентока или Хейджмена, маэстро исполнял со столь ценным раскры­тием достоинств английского текста, что это, ей-Богу, могло пристыдить многих отечественных вокалистов.

           Романс Хейджмена «Do not go, my love» («Не уходи, моя любовь») Дино Борджоли записал на пластинку в 1935 году, ещё до своего окончательного переезда в Англию, в ансамбле с пианистом Ай­вором Ньютоном, выдающимся британским аккомпаниатором, выступавшим с Фёдором Ивановичем Шаляпиным, Одой Абрамовной Слободской, Джоном Мак-Кормаком, Александром Кипнисом и другими мастерами оперного и камерного пения.

(Хейджмен. «Не уходи, моя любовь» – 3”)

          Заключить эти наблюдения и размышления о Дино Борджоли – чело­веке и артисте – нам вновь помогут слова близко знавшего тенора Кийта Хардвика: «После долгой и плодотворной карьеры вокального педа­гога, которой он самоотверженно посвятил себя, Дино Борджоли умер в Лондоне 13-го сентября 1960 г. Известие о его кончине глубоко опечалило у нас многих – и благодарных слушателей певца, и, в особенно­сти, нас – учеников маэстро. Мне сразу вспомнился, к сожалению, не слишком продолжительный, период моих занятий с ним в 1945 году. Я запомнил его человеком удивительного обаяния, глубочайшей порядоч­ности, неподдельной скромности. Ко всем нам – своим воспитанникам он относился с замечательной и незабываемой добротой и чуткостью. Как выразить словами признательность за те часы, которые одарили нас его высококультурным и духовно возвышающим общением? Иногда, прерывая на какое-то время упражнения, он мог неожиданно сказать что-то о жизни и искусстве, поражая меткостью своих суждений, своей мудростью и опытностью. Это был человек с нежной и благородной душой – замечательный исполнитель «Идеала» Франческо Паоло Тости, он и остался в моей памяти идеалом истинно высокой и творческой личности».

(Ф.П. Тости. «Идеал» – 3,5”)

Автор передачи М.П. Мальков (27.05.1991)

 

«Из коллекции редких записей»

ДИНО БОРДЖОЛИ

( 4-я передача)

           Эту передачу, завершающую собой небольшой «радиосериал», посвя­щённый исполнительскому искусству видного итальянского тенора Дино Борджоли (1891 – 1960), хочу начать с некоторого, как принято гово­рить, «лирического» отступления (правда, судьбы нашей культуры оно обрисовывает в достаточно драматических тонах). Моё сотрудничество с Ленинградским радио началось в 1964 г., когда на гребне огромного ус­пеха первых гастролей в Москве миланского театра «Ла Скала» и нео­бычайного интереса к ним мне предложили подготовить очерк об одном из премьеров труппы, блестящем теноре Джанни Раймонди. На родине его на­зывали тогда чемпионом «грудного «до» (il do di petto), и – чтобы проследить историю этого термина – я должен был совершить экскурс в прошлое вокального искусства Италии и Франции. Написанный мной текст читал маститый и титулованный диктор, который – о, ужас! – практичес­ки ни одной фамилии знаменитых певцов не произнёс правильно (ошибки в ударении, перестановка букв и прочее). Именно тогда я решил, что, как умею, но должен вести эти передачи сам, принимая на себя ответст­венность за их содержание и форму. Вскоре тогдашний руководитель музыкальной редакции поинтересовался, о каких ещё видных оперных испол­нителях я хотел бы рассказать в эфире. Помню, я назвал имена Эммы Дестин, Адама Дидура, Джузеппе Беллантони, Умберто Урбано, Ады Сари, Эрны Зак, Мигеля Флеты и как раз Дино Борджоли. «Зачем это? Ведь их у нас никто не знает – как я, например», – сказал ответственный работник музыкально­го вещания. «И никогда не будет знать, если для этого ничего не де­лать», – оставалось произнести мне. По счастью, эпоха «железного занавеса», культурной изоляции от мира, духовного застоя постепенно и, будем надеяться, неотвратимо завершается, и этих мастеров музыкально­го театра, как и некоторых других, я уже смог представить уважаемой аудитории слушателей нашей программы. Но лакуны, пробелы, «белые пят­на», касающиеся многих видов искусства, науки, философии, у советской публики, даже заинтересованной и пытливой, многочисленны и обширны. Есть они и в сфере истории мирового оперного исполнительства, которой посвящён наш цикл передач. Вот почему мне кажется уместным завершить творческий портрет прекрасного тенора из Флоренции, показав его в кру­гу своих товарищей по сцене, искусство которых в совокупности и созда­ло понятие, обозначаемое как «L’età d’oro, Goldenzeit, Golden Age» – «золотой век» оперы.

Эмма Дестин

Адам Дидур

Дж. Беллантони

Умберто Урбано

Эрна Зак

Ада Сари

Мигель Флета

               Разумеется, далеко не все, даже самые великие партнёры Борджоли оставили совместные с ним записи. Так, поистине исторический спектакль «Бориса Годунова» М.П. Мусоргского в лондонском «Ковент-Гардене» 4 июля 1928 г. сохранился лишь в виде монтажа сцен с участием Ф.И. Шаляпина (слава Богу, конечно!), а фрагменты, где заняты такие приме­чательные исполнители, как Ирене Мингини-Каттанео – Марина Мнишек, Дино Борджоли – Самозванец, Сальваторе Баккалони – Варлаам, судя по все­му, не уцелели. Немыми строчками анналов оперной истории останутся и упоминания о таких представлениях, как «Золушка» Россини с Кончитой Супервией – Анджолиной и Борджоли – доном Рамиро в «Ковент-Гардене», «Тоска» Д. Пуччини – спектакль, которым Клаудиа Муцио и он открывали в 1932 г. новый оперный театр в Сан-Франциско – знаменитый ныне Уор Мемориал Опера Хауз, или памятное исполнение в 1935 г. в английской столице пуччиниевской «Богемы», поставленной ради первого знакомст­ва британской публики с американской кино-примадонной Грейс Мур, ставшей после выхода в свет фильмов «Новая луна» (с Лоуренсом Тиббеттом), «Ночь любви», «Король удаляется», «Так хочет женщина» (ка­ртина о жизни легендарной шведской певицы Женни Линд), «Луиза» (киновариант оперы Гюстава Шарпантье) сенсацией музыкального кинематогра­фа, когда «Ковент-Гарден», пожалуй, впервые в истории театра, осаж­дали поклонники экрана и когда единственным достойным «дивы» певцом и актёром сочли в роли Рудольфа Дино Борджоли (позднее он взволнован­но откликнулся в лондонской прессе на трагическую весть о гибели в 1947 г. Грейс Мур в авиакатастрофе). Впрочем, говорить, наверное, сто­ит не о записях, какие могли бы быть, а о тех, что есть (благо, и они очень любопытны).

           В самом любимом «белькантовом» репертуаре Борджоли (Беллини, Доницетти, Россини) особенно важным было обретение партнёрши, от­вечающей качествами исполнения благородству, аристократизму во­кальной манеры тенора. Одна из них, певица с чистым и нежным лирико-колоратурным сопрано – Мария Джентиле – всем, вплоть до сво­ей фамилии, удовлетворяла этим требованиям, ибо итальянское «gentile» означает целый спектр понятий от «благородный» до «изящный, милый». Надеюсь, вы согласитесь с этим, прослушав сцену из 2-го акта оперы Винченцо Беллини «Сомнамбула», в кото­рой заняты Мария Джентиле (Амина), Ида Маннарини (Тереза), Дино Борджоли (Эльвино), Джулио Педрони (граф Рудольф), её за­пись сделана в 1927 г.

(В. Беллини. «Сомнамбула». Сцена из 2-го акта – 3,5”)

           Время работы Борджоли в миланской «Ла Скала» – 20-е годы, период, который итальянцы остроумно и почтительно называют «вто­рым пришествием» Артуро Тосканини (великий дирижёр был музыка­льным руководителем прославленной сцены в первый pаз в 1898 – 1903 гг., а затем с 1921 по 1929 год), и многие партнёры тенора – Мариано Стабиле, Эцио Пинца, Тоти даль Монте, Аугуста Ольтрабелла, Мафальдо Фаверо и другие – могут быть отнесены к категории «тосканиниевских» певцов, выпестованных замечательным мастером опе­рного искусства. К этой славной плеяде должна быть причислена и Розетта Пампанини (1896 – 1973), любимая тосканиниевская Баттерф­ляй и Мими. В пору певческого расцвета Пампанини и Борджоли, в 1928 г., они записали на пластинки оперу Джакомо Пуччини «Боге­ма» (мы будем слушать дуэт Мими и Рудольфа, завершающий 1-й акт оперы, доносящийся из-за сцены голос Марселя принадлежит Джино Ванелли).

(Д. Пуччини. «Богема». Дуэт Мими и Рудольфа – 3,5”)

           И ещё один фрагмент этой ценной записи – тех же персонажей Розетты Пампанини и Дино Борджоли (Мими и Рудольфа) и другую пару любящих друг друга людей, разлучаемых жизнью, – Мюзетту (Ау­рора Ретторе) и Марселя (Джино Ванелли) мы услышим в драматичес­кой кульминации 3-го акта оперы – его финальном квартете.

(Д. Пуччини. «Богема». Квартет из 3-го акта – 3,5”)

           Обладатель мощного и яркого по тембру баритона Бенвенуто Франчи (1891 – 1985), один из последних учеников великого Антонио Котоньи, также начал свою большую певческую карьеру в «эру Тосканини», под управлением которого он дебютировал в «Ла Скала» в 1923 г. (Амонасро в «Аиде» Верди). Голоса Дино Борджоли (На­дир) и Бенвенуто Франчи (Зурга) прозвучат в клятве дружбы, как называют дуэт из 1-го акта оперы Ж. Бизе «Искатели жемчуга» (за­пись 1924 г.)

(Ж. Бизе. «Искатели жемчуга». Клятва Надира и Зурги – 3,5”)

           И, наконец, ещё один выдающийся коллега Борджоли по сцене и по работе в граммофонной студии, исполнитель заглавных партий в совместно записанных ими операх – «Риголетто» Верди и «Се­вильский цирюльник» Россини, великолепный баритон Риккардо Страччари (1875 – 1955). Мне доводилось уже упоминать о нём как о во­кальном наставнике знаменитых артистов – венгерского баритона Шандора Шведа и болгарского баса Бориса Христова, представлять в качестве партнёра Марии Баррьентос, и, безусловно, этот заме­чательный вокалист заслуживает особого, специального разгово­ра о нём. А сегодня я вспоминаю Страччари прежде всего как луч­шего россиниевского Фигаро своего времени (в роли которого он свыше 900 раз выходил на подмостки театров мира) и как постоян­ного сценического спутника столь же эталонного графа Альмавивы – Дино Борджоли. К счастью для любителей вокального искусства, этот уникальный ансамбль запечатлён навечно в электрозаписи 1930 г. и сверкающие каскады жемчуга их речитативов, импровиза­ционные комедийные пассажи, красота, выразительность, пластич­ность их пения сохранены для нас. Героев Борджоли и Страччари мы застаём в тот момент, когда они составляют план проникнове­ния Альмавивы под видом пьяного солдата в дом доктора Бартоло и заранее торжествуют победу молодости и любви над тщетными предосторожностями сил коварства, хитрости и обмана, т.е. в финальном дуэте 1-го акта оперы (дирижёр Лоренцо Молайоли).

(Д. Россини. «Севильский цирюльник»: дуэт финала 1-го акта – 7”)

Автор передачи М.П. Мальков (4.07.1991)

                                                                         

Дино Борджоли (1) (2)