«Из коллекции редких записей»

                                                  ДЖИНО БЕКИ

                                                  (Передача 3-я)

           «Новый Руффо» – как окрестила музыкальная критика Италии Джино Беки вскоре после его сценического дебюта – оправдал пе­редаваемые театральной легендой слова великого певца, назвавше­го баритона из Флоренции своим достойный преемником, и обращени­ем к другому жанру вокального исполнительства, в котором он вы­ступил полноправным наследником традиций Титта Руффо, – к жанру итальянской народной песни, неаполитанской канцоны. Те из вас, кому памятен чудесный рассказ Куприна «Соловей», наверное, не способны отделить имя Руффо от волнующих и страстных народных мелодий Италии, к роднику которых он припадал не реже, чем к живительным водам целебного для певцов источника Сальцо-Маджоре. Это по праву можно сказать и о Джино Беки. Конечно, почитатели оперного искусства никогда не забудут его Риголетто, барсом ус­тремляющегося на своих мучителей и врагов в 3-м акте оперы Вер­ди, его страшного в безграничной ненависти к добру и чести Яго, его уморительно-добродушного, вечно попадающего впросак, но не перестающего верить в жизнь, в её долгожданную счастливую улыб­ку Фальстафа, однако самая широкая публика при звуке его имени, должно быть, прежде всего вспомнит, какое наслаждение дарили ей в исполнении Джино Беки неаполитанские мелодии и среди них, ко­нечно, эта – в своё время одна из любимых в репертуаре Руффо, – «Torna a Surriento» («Вернись в Сорренто») Эрнесто де Куртиса...

(«Вернись в Сорренто» – 4”)

          Пытаясь обозначить главное в сходстве двух замечательных ба­ритонов, критики обычно говорили о концентрированной звучности, сомбрированности их тембров, создающей впечатление своеобразно­го «нимба» обертонов, «облака» парящего в воздухе звука, о «медлительной грации» напевного, кантабильного голосоведения, что, действительно, роднит Титта Руффо и Джино Беки. Но, думает­ся, не меньшее, а большее значение имело их удивительное умение насытить пение живыми интонациями – грустью, сарказмом, щемящей тоской, отчаянием, надеждой, сделать короткий романс исповедью страждущего человеческого сердца. Особенно это заметно у Беки в произведениях, условно говоря, «руффовского» репертуара, где – не повторяя буквально интерпретацию своего великого предшест­венника – он создаёт столь же масштабный и сильный, психологиче­ски значительный образ лирического героя. Пример тому – песня композитора Ренато Броджи «Visione veneziana» («Венециан­ское видение»), которую по-настоящему открыл миру «король ба­ритонов», как ещё при жизни называли Руффо...

(«Венецианское видение» – 3,5”)

         

           Мало какой реальный пейзаж на свете воспет в стихах и в музы­ке в такой мере, как Неаполь и его окрестности – колыбель италь­янской канцоны. Тихая бухта посреди Неаполитанского залива, что зовется Санта Лючия, мыс над морем - Марекьяре, рыбацкий поселок на побережье – Пузиллеко и даже подвесная канатная дорога-фуникулёр, с помощью которого поднимаются на вершину Везувия (помни­те «Фуникули-фуникуля» Денца?), – всё это живет и будет жить в песнях Италии, и будет любимо далеко за её рубежами, ибо какой же народ не оценит и не разделит эту привязанность к родному краю, патриотами которого запомнились нам и Титта Руффо, и Джино Беки, и создатель бессмертной мелодии «Марекьяре» – Франческо Паоло Тости...

(«Марекьяре» – 3”)

           Обращение к народному мелосу, к песне было для Беки тем есте­ственнее, что любимая им итальянская романтическая опера щедро черпала из этих истоков свою мелодичность, эмоциональную откры­тость и сердечную взволнованность, в свою очередь сделавшие её «духовный хлебом» миллионов рядовых итальянцев (да и не то­лько итальянцев). Одна из старинных песен, бытующих в Италии, – «Fenesta ca lucive e mo’ non luci» («Не светится оконце») – приписывается великому Винченцо Беллини, поскольку в его «Сом­намбуле» в арии Амины из последнего акта оперы звучит её обаятельно-элегическая главная тема, хотя достоверно не доказано, подарил ли Беллини эту чудесную мелодию своему народу или аранжиро­вал услышанную от него песню, «Fenesta» остаётся живым сви­детельством нерасторжимой связи классической итальянской оперы и фольклорного творчества – в особенности, когда её исполняет такой мастер обоих жанров, как Джино Беки...

(«Не светится оконце» – 4”)

          Беки не раз и вполне справедливо, на наш взгляд, называли певцом-актёром преимущественно драматического, даже трагическо­го дарования (Фигаро и Фальстаф – исключения, лишь подтвержда­ющие и оттеняющие подлинную доминанту, истинную природу его та­ланта). Слушатели, а среди них и критики, часто отмечали, как его исполнение подчеркивает драматическую конфликтность, экспрессию даже в тех произведениях, которые допускают иную трак­товку. Для сравнения вспомним, как в фильме «Любимые арии» «друг-соперник» Беки – Тито Гобби поёт знаменитый романс Родольфо Фальво «Dicitencello vuje» («Скажите, девушки»), поёт по-своему замечательно, лукаво-иронично, улыбчиво – и на словах «Расстанься с хитрой маскою и сердце мне открой!», об­ратясь к партнёрше, совсем ещё юной в ту пору Джине Лоллобриджиде, показывает изящным жестом, как нужно отбросить обманчи­вую полумаску, чтобы открыть глаза и сердце, Джино Беки и, пожалуй, ещё один певец с «вулканическим» темпераментом – Марио Ланца передают в этом романсе страстную мольбу, послед­нее упование: для них в тексте (воспользуемся переводом) главные слова – «что без неё в душе моей тревоги не унять...»

(«Скажите, девушки» – 4”)

          Наш небольшой экскурс в мир итальянской песенной классики, услышанной в интерпретации Джино Беки, приближается к концу. Впереди – рассказ о тех романсах и песнях, первым исполнителем которых был выдающийся артист из Флоренции. А сейчас, завершая программу, прозвучит одно из испытанных временем и дорогих для многих поколений певцов созданий Франческо Паоло Тости, которое он так и назвал – «L’ultima canzone» («Последняя песня»). Поёт Джино Беки.

(«Последняя песня» – 4”)

Автор передачи М.П. Мальков.

 

                                         «Из коллекции редких записей»

                                    ДЖИНО БЕКИ

                                 (Передача 4-я)

           В этой передаче, завершающей собой небольшой цикл очерков об исполнительском искусстве выдающегося итальянского певца Джино Беки, мы, как и было обещано, расскажем о тех произведениях – канцонах, романсах и песнях, рождение и первая интерпретация которых связаны с именем баритона из Флоренции. Немногим, даже очень талантливым вокалистам даровано артистической судьбой стать создателем неповто­римого облика «своей» песни, покорившей мир, какой была, скажем, для Энрико Карузо «Маттината» («Рассвет») с музыкой и словами Леонкавалло, для Мигеля Флеты – «Ай-ай-ай» Переса-Фрейра, для Марио Ланцы – «By my love» («Будь моей любовью») Николаса Бродского... Для Джино Беки таким памятным в его творческой жизни сочинением явилась «Melanconica luna» («Грустная луна») Чезаре Биксио, получившая у нас название «Лунной серенады». Пожалуй, трудно назвать зарубежную мелодию, которая в середине 50-х годов могла бы соперничать с ней в популярности у советской аудитории, к ней обращались и наши извест­ные певцы – Иван Алексеев, Константин Лаптев, Михаил Александрович, Артур Айдинян... Впер­вые она прозвучала в фильме «Вернись в Сорренто» и едва ли не ре­шающую роль в её успехе сыграло блестящее исполнение, в котором мы её услышали. Имя вокалиста, певшего её в фильме, украшало тогда афи­ши самых прославленных оперных театров мира – Джино Беки...

(«Грустная луна» Ч. Биксио – 4”)

           Меланхолическое обаяние этой кантилены, ставшей лейтмотивом глав­ного героя фильма «Вернись в Сорренто», оттенялось мелодией, ко­торая открывала другие черты привлекательного образа, воплощённого на экране Джино Беки, – энергию, страстность, пылкий молодой темпе­рамент, звучавшие в песне Биксио «Помни обо мне!» («Ricordati di me!»). Она также неоднократно воспроизводилась в музыкальном оформлении картины, чтобы в счастливом финале завершить её мажорным и жизнеутверждающим аккордом.

(«Помни обо мне!» Ч. Биксио – 2”)

          Если знаменитые предшественники Джино Беки, мастера оперного во­кала, обращавшиеся к итальянской канцоне, – Энрико Карузo, Ayрелиа­но Пертиле, Титта Руффо, Риккардо Страччари – оживляли своими голо­сами ноты песенных сочинений Эрнесто ди Куртиса, Эдоардо ди Капуа, Луиджи Денцы, Франческо Паоло Тости, то популярнейшим композитором следующего за ними поколения певцов стал Чезаре Биксио. Первая встреча Беки с его музыкой совпала с дебютом баритона в кино, сос­тоявшимся в фильме «Fuga a due voci» («Фуга на два голоса»). Когда в начале 40-х годов была снята эта картина, понятие «неореа­лизм итальянского кино» ещё не существовало, но как раз музыкальная стилистика фильма, как представляется, предвосхищала атмосферу остро­го социального противоборства, непримиримости зреющего протеста и сытого благополучия и довольства, которую впоследствии с такой силой выразили на экране Росселини, де Сика, Висконти, Феллини и другие творцы нового итальянского кино. Эта тема звучит и в лучшей песне, написанной Биксио для фильма «Фуга на два голоса» – «Soli, soli nella notte» («Одни, совсем одни ночью»), в которой рассказы­вается об обездоленных скитальцах, оставшихся без хлеба, без крова над головой и защищающих от жестокого к ним мира своё единственное достояние – любовь и верность... Мастерство драматической фразиров­ки, поразительная экспрессия звучащего в пении слова, всегда отли­чавшие Беки – оперного солиста, полнозвучие и яркость истинно оперно­го вокала сделали его исполнение явлением большого и высокого по гу­манистической теме искусства.

(«Одни, совсем одни ночью» Ч. Биксио – 4”)

          Фильм «Фуга на два голоса», которым начал свою кинематографи­ческую жизнь Джино Беки, принёс широкую известность и другому роман­су Чезаре Биксио – «La strada del bosco» («Тропинка в лесу»), зажившему вскоре самостоятельно на концертных эстрадах мира, вклю­чая и нашу родину. Особенно впечатляло его исполнение в фильме, где воедино сочетались блестящие внешние данные артиста, свобода и органичность актёрского поведения, обаяние его облика и голоса... Вспомним эту пленительную мелодию Биксио, подаренную нам Джино Беки...

(«Тропинка в лесу» Ч. Биксио – 4”)

          Хотя Беки пришёл в кино оперным артистом с международной славой и во многих фильмах перевоплощался в лучшие образы своего сценическо­го репертуара (картина «Без ума от оперы», известная у нас под названием «Любимые арии», – о лондонских гастролях «Ла Скала» 1950 г. с его участием как первого баритона труппы; экранизация «Аиды» Верди, в которой он озвучил партию Амонасро, а в этой ро­ли выступил Афро Поли; наконец, его последний фильм – «Травиата» 1966 г., где в ансамбле с Анной Моффо и Франко Бонисолли он сыграл и спел Жоржа Жермона), исполняемая им в кино музыка была удивительно разнообразна, хотя всегда отмечена взыскательным художественным вкусом. Впрочем, из биографии артиста известно, что он приобщился к пению именно в так называемом лёгком жанре. Молодой Джино играл на фортепиано в танцевальном оркестре и подвизался тапёром в кине­матографе – тогда ещё немом. Друг его молодых лет, будущий дирижер Витторио Беники услыхал однажды, как Джино за инструментом копирует исполнение испанской песни «Амапола» знаменитым тогда тенором Мигелем Флетой, и повёл его на прослушивание к маэстро Раулю Фрацци, воспитавшему его прекрасным оперным артистом, сохранившим, однако, прочную привязанность к хорошей эстрадной музыке. В фильме «Arivederci, Papa» («До свиданья, папа») Джино Беки поёт – и поёт удивительно душевно и поэтично – одну из немногих колыбельных в своём репертуаре. Это «Колыбельная любимой» («Ninna Nanna d’amore») композитора Аннибале д’Анци. Сдержанная, мужественная исполнитель­ская манера Беки не только не помешала, но, думается, помогла ему раскрыться здесь как проникновенному лирику.

(«Колыбельная любимой» д’Анци – 8,5”)

          Пожалуй, самое ценное и волнующее в искусстве Беки – это его умение расцветить, насытить пение живыми интонациями – грустью, сар­казмом, иронией, щемящей тоской, отчаянием, надеждой, сделать корот­кий романс исповедью страдающего человеческого сердца. Трагическое ощущение безвозвратно ушедшей молодости, неосуществившихся надежд преследует во время разговора с юной красавицей-синьориной героя пес­ни Николы Валенте «Signorinella» из одноименного кинофильма.

(«Синьоринелла» Н. Валенте – 4”)

          В кинокартинах, снятых с участием Джино Беки – «Секрет дон Жуана», «Ave Maria», «Алло? Кто говорит?» – его партнёршами по экрану были прекрасные актрисы итальянского кино – Джина Лоллобриджида, Сильвана Пампанини, Антонелла Луальди, Франка Марци, и вечная тема жизни и искусства – тема любви – вошла во многие сердца благодаря экранным образам и голосу выдающегося певца. Ей – любви, преображающей человека и его восприятие мира, посвящена и пес­ня итальянского дирижёра и композитора Дино Оливьери «Incantesimo» («Волшебство»), впервые прозвучавшая в фильме «Алло! Кто говорит?" А в исполнении Джино Беки она повествует и о волшебстве подлинного, глубоко человечного таланта, неотразимое очарование которого хранят записи баритона из Флоренции...

(«Волшебство» Д. Оливьери – 4”)

                      Автор передачи М.П. Мальков

 

Джино Беки (1), (2)
Неаполитанская песня и её мастера (пер.12)